Что мы обычно пропускаем мимо нашего внимания? Нечто совершенно обычное, повторяющееся, естественное, привычное. То, что кажется не новым. Глаз замыливается. Да и зачем? Ничего интересного там нет.
Что составляет бОльшую часть нашей жизни? Именно эти «обычные» моменты. Интересно, как мы лишаем себя сами ощущения новизны, разнообразия и яркости, которые есть в каждом моменте – в ожидании чего-то «вау», чего-то сверхъестественного, невероятного, более совершенного и желанного, чем есть. Пропускаем эти моменты, которые и составляют саму жизнь. В поисках чего-то другого – чего нет.
Отталкиваться от того, что есть
А если посмотреть, что есть? Есть этот момент – сейчас. Есть то место, где вы находитесь – здесь. Только это. Нахождение «здесь и сейчас» – это тоже не какое-то «вау», суперинтенсивное восприятие, что-то очень необычное. Это всего лишь тотальность внимания к тому, что происходит в данный момент в моем поле – условно внутри меня и условно снаружи. И действительно, нередко, когда внимание тотально сфокусировано на том, что происходит в данный момент, восприятие становится очень интенсивным, очень усиливается – просто засчет остроты фокуса внимания и отсутствия сопротивления происходящему (а как сопротивляться, когда все внимание отдано воспринимаемому, поглощено им?).
Что получается? Мы ждем, что произойдет что-то невероятное – и упускаем то, что происходит на самом деле, категоризируя его как обычное, не интересное, не стоящее нашего внимания. Но, погружаясь всем собой в каждый момент времени, в каждый увиденный объект, чувство, проживая их целиком, тотально, мы ощущаем жизнь максимально ярко и полно. А также – постоянно ново и разнообразно.
Важный момент: обратите внимание, я не говорю о чем-то только хорошем. Не так сложно погрузиться в любовь, радость, благодарность. Мы проживаем их с большим удовольствием и готовностью, испиваем до дна. Но здесь речь о тотальном проживании всего, что приходит. О переживании грусти или страха, тревоги, нежности, растерянности, удивления – любого чувства или состояния.
Внимательность к происходящему противоположна ожиданию и также противоположна стремлению к чему-то лучшему, большему – другому. Противоположна и страданию: ведь проживание того, что есть, без ожидания, без сопротивления, без упрека к этому просто не рождает страданий. В этом моменте страдания нет. Попробуйте осознать себя прямо сейчас. Оказаться в своем настоящем. В нем нет никакой истории, нет прошлого и будущего – а значит, нет страдания.
В нашем восприятии очень много слепых пятен. Вы пробовали замечать мелочи? Прямо сейчас просто уделите все свое внимание тому, что происходит. Посмотрите, что вокруг – исследуйте, что окружает вас. Что видят ваши глаза, что слышат ваши уши? Что ощущает тело? Заметьте, как во всем этом воспринимаемом постоянно происходят изменения. Мир – живет, изменяется, дышит.
Концептуальная интерпретация и личность, которой нет
Что происходит, когда в поле нашего внимания попадает что-то – что угодно? Чаще всего мозг начинает интерпретировать это, исходя из собственного прошлого опыта. Мы называем увиденное: это – роза. Мы вспоминаем: роза – пахнет. Если в эту деятельность ума вовлечься, начнутся истории. О том, что мы знаем о розах, когда и как они были в наших жизнях и бла-бла-бла. Бесконечный процесс, когда мозг, извините, трахает сам себя и перед самим же собой делает вид, что получает удовольствие. Что происходит в этот момент с реальной розой, которую мы только что видели? Она перестает для нас существовать.
Что будет, если отключить э̶т̶о̶ ̶м̶о̶з̶г̶о̶д̶р̶о̶т̶с̶т̶в̶о̶ эту мыслительную деятельность – интерпретативную функцию восприятия? Что, если не интерпретировать увиденное, услышанное и прочувствованное – а наблюдать, исследовать? Будет происходить то, что я условно называю «чистым восприятием». В увиденном – только увиденное, в услышанном – только услышанное, в ощущаемом – только ощущаемое.
И что тогда? А тогда жизнь начинает просто протекать через вас, тебя, меня – без препятствий, сопротивления и страдания. Потому что страдание – это тоже интерпретация. Вот от этого я страдаю, а от этого – получаю удовольствие.
Приведу цитату из книги Пелевина, где он говорит об этом:
“- Ты, Бахия, должен практиковать так. В увиденном будет только увиденное. В услышанном – только услышанное. В ощущаемом – только ощущаемое. В осознаваемом – только осознаваемое. Так и тренируйся, и если достигнешь подобного, тебя в этом уже не будет. Когда тебя не будет в этом, тебя не будет нигде – ни здесь, ни там, ни где-либо между. Это, вот именно это, и есть конец страдания…Личность всегда возникает как набор внутренних комментариев к прямому восприятию. Подумайте – разве это не так?
Я пожал плечами.
– Вот, например, вы едите местный рис. Вы ощущаете его вкус. Само непосредственное переживание будет одинаково для бирманца и японца. Но бирманец, скорей всего, задумается, где бы ему найти рис на завтра. А японец решит, что рис приготовлен неправильно. И вспомнит про обстоятельства, из-за которых он ест неправильно приготовленный рис в мокрых джунглях…
Как только ум отказывается от комментариев, – продолжал монах, – остается лишь чистый вкус риса, и личность исчезает. А как только исчезает личность, естественным образом исчезает страдание, потому что оно – я говорю не о физическом неудобстве, а именно о страдании – тоже имеет природу внутреннего комментария к происходящему. Личность и страдание – это сестры-близняшки. Они сделаны из одного и того же материала. Расставаясь с одним, мы расстаемся с другим”…
Если в воспринимаемом – только воспринимаемое, без всяких интерпретаций, концепций, оценок, то для личности – а значит, и страдания – нет места. Собственно, что такое личность? Это набор программ и установок, привычек восприятия и особенностей реакции. Не то, что помогает нам воспринимать, а призма восприятия, через которую реальность, преломляясь, не может быть увидена, как она есть.
И снова Пелевин:
“– В осознаваемом – только осознаваемое, – повторил я. – Но эти слова относятся и к мыслям тоже. Разве нет?
– Конечно. А что плохого в мыслях? Проблема не в спонтанно возникающей мысли. Проблема в том громоздком и длинном внутреннем комментарии, который она вызывает в омраченном рассудке. Одна тащит за собой другую, другая третью, и возникает лавина. Мысли размножаются как кролики. В языке пали есть даже специальное слово для такого процесса, «папанча».
– С мыслями надо бороться? – спросил я.
– Нет. Если в мысли будет только мысль, она исчезнет сразу после появления. Есть огромная разница между одной мыслью и трансом, где самоподдерживающиеся гирлянды мыслей комментируют друг друга и заставляют нас совершать ужасные вещи. Человеческая личность и есть этот транс.
– Понимаю, – сказал я. – Что же, вы совсем запрещаете уму комментировать происходящее?
– Нет, – ответил монах. – Вы ничего никому не запрещаете. Запрещать некому. Но если ваша практика успешна, внутренний комментарий высыхает и отпадает как корка. Это и есть прекращение страдания. Или прекращение личности. … Вы сливаетесь с непосредственной реальностью момента. С тем, что проявляется прямо сейчас, чем бы оно ни было – увиденным, услышанным или подуманным. Вы больше не видите «ястреба», «дерево» или «тряпку», потому что все это лишь концепции.
– А что вы видите вместо этого? – спросил я.
– «Вот это» или «вот то». Но вы обходитесь даже без такого названия и комментария. Сначала вы приближаетесь к непосредственному опыту вплотную, сняв очки концепций и идей. А потом оказываетесь так близко, что полностью исчезаете как наблюдатель – остается только сам акт восприятия”.
© Angelique Marie
Добавить комментарий