– Воин не испытывает сочувствия ни к кому. Испытывать сочувствие — означает желать, чтобы другой человек был похож на тебя, был в твоей шкуре. И ты протягиваешь руку помощи именно для этой цели… Самая трудная вещь в мире для воина — предоставить других самим себе. Безупречный воин предоставляет других самим себе и поддерживает их в том, что для них важнее всего. Если, конечно, ты веришь, что они и сами являются безупречными воинами.
– А что если они не являются безупречными воинами? – спросил я. – Тогда твой долг – быть безупречным самому и не говорить ни слова. Нагуаль сказал, что только маг, который в и д и т и является бесформенным, может позволить себе помогать кому-либо. Вот почему он помогал нам и сделал нас такими, какие мы есть. Не думаешь ли ты, что можешь ходить повсюду, подбирая людей на улице, чтобы помогать им? Дон Хуан уже ставил меня лицом к лицу с дилеммой, что я никоим образом не мог помогать своим близким существам. По его мнению, каждое наше усилие помочь фактически является произвольным актом, руководимым исключительно нашим своекорыстием. Как-то в городе я поднял улитку, лежавшую посреди тротуара, и бережно положил ее под какой-то виноградный куст. Я был уверен, что, оставь я ее на тротуаре, люди рано или поздно раздавили бы ее. Я считал, что убрав ее в безопасное место, спас ее. Дон Хуан тут же показал мне, что это не так. Я не принял во внимание две важные возможности. Одна из них была такой: улитка избежала верной смерти на виноградных листьях от яда. А другая – улитка имела достаточно личной силы, чтобы пересечь тротуар. Своим вмешательством я не спас улитку, а только заставил ее утратить то, чего она с таким трудом достигла. Когда я захотел положить улитку туда, где нашел ее, он не позволил мне и этого. Он сказал, что такова была судьба улитки – что какой-то идиот пересечет ей путь и прервет ее продвижение. Если я оставлю ее там, где положил, она, быть может, будет в состоянии собрать Достаточно личной силы и дойти туда, куда собиралась. Я думал, что понял его мысль. Очевидно, тогда я лишь поверхностно согласился с ним. Самой трудной вещью на свете для меня было предоставить других самим себе.
Несколько лет назад я был очень тронут и смущен огромным желанием дона Хуана помочь мне. Я никак не мог понять, почему он проявил в отношении меня столько доброты. Было очевидно, что он не нуждается во мне ни в каком смысле. Он явно не был во мне заинтересован. На горьком жизненном опыте я понял, что ничто не делается просто так. Я терялся в догадках относительно того, зачем же я ему все-таки нужен, и это ужасно беспокоило меня.
Однажды я весьма цинично напрямик спросил дона Хуана, какая ему польза от нашего знакомства, добавив при этом, что теряюсь в догадках на этот счет.
— Ты все равно не поймешь, — ответил он.
Его ответ вызвал у меня раздражение. Я с вызовом сказал ему, что не считаю себя глупцом, и он может хотя бы попытаться объяснить мне это.
— Хорошо, я скажу, но даже если ты поймешь, тебе это вовсе не понравится, — сказал он с улыбкой, с которой всегда поддевал меня, — Как видишь, я стараюсь щадить тебя.
Я был задет и потребовал, чтобы он сказал, что имеет в виду.
— Ты уверен, что хочешь услышать правду? — спросил он, зная, что я никогда не скажу «нет», даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
— Конечно, хочу, даже если ты просто дразнишь меня, — ответил я.
Он стал смеяться, словно это была хорошая шутка, и, чем больше он смеялся, тем сильней становилось мое раздражение.
— Не вижу ничего смешного, — сказал я.
— Иногда не стоит трогать лежащую в основе правду, — сказал он. — Эта правда подобна краеугольному камню, глыбе, на которой покоится целая куча разных вещей. Если мы начнем пристально рассматривать эту глыбу, результат может оказаться малоутешительным. Я предпочитаю этого не делать.
Он снова рассмеялся. Его глаза, светившиеся озорством, казалось, подталкивали меня к дальнейшим расспросам. И я снова стал настаивать на том, чтобы он мне все рассказал. Я старался говорить спокойно, но настойчиво.
— Хорошо, я скажу, если ты так хочешь, — проговорил он со вздохом человека, который уступает неразумной просьбе. — Во-первых, я хотел бы сказать, что все, что я делаю для тебя — это не из корысти. Ты не должен платить за это. Как ты знаешь, я был безупречен в отношении тебя. Ты знаешь также, что эта моя безупречность не есть капиталовложение. Я не прошу тебя ухаживать за мной, когда я стану слабым и не смогу обходиться без посторонней помощи. Но в то же время я, действительно, получаю нечто бесценное от нашей с тобой связи — своего рода вознаграждение за безупречное обращение с этой глыбой, лежащей в основании. А получаю я за это именно то, что тебе, возможно, не понравится или будет трудно понять.
Он умолк и пристально посмотрел на меня с дьявольским блеском в глазах.
— Так расскажи об этом, дон Хуан, — воскликнул я; его тактика промедления все больше раздражала меня.
— Я хочу, чтобы ты имел в виду, что я говорю это только потому, что ты настаиваешь на этом, — сказал он, продолжая улыбаться.
Он снова помолчал. К тому времени я совсем рассердился на него.
— Если ты судишь обо мне по тому, как я обращаюсь с тобой, — сказал он, — ты должен признать, что я был образцом терпения и постоянства. Но ты не знаешь, что для того, чтобы добиться этого, я должен был бороться за безупречность так, как никогда прежде. Для того, чтобы общаться с тобой, я должен был ежедневно перебарывать себя и сдерживаться, что было для меня невероятно мучительным.
Дон Хуан был прав. Сказанное им не понравилось мне. Я пытался не подавать виду, изображая саркастическую гримасу.
— Я не так плох, дон Хуан, — сказал я. К моему удивлению, мой голос прозвучал весьма ненатурально.
— О да, конечно же, ты так плох, — сказал он серьезно. — Ты мелочен, мнителен, расточителен, упрям, несдержан, тщеславен. Кроме того, ты угрюм, тяжеловесен и неблагодарен. Твоя способность к индульгированию безгранична, но хуже всего то, что у тебя слишком преувеличенное представление о себе, не подкрепленное абсолютно ничем. Я могу сказать, что меня начинает тошнить от одного твоего присутствия.
Я хотел было рассердиться, начать протестовать, кричать, что он не имеет права так говорить обо мне, но не мог произнести ни слова. Я был раздавлен. Я онемел.
Выражение моего лица после того, как я выслушал всю, лежащую в основе, правду, было, наверное, таким нелепым, что вызвало у дона Хуана бурю смеха. Казалось, он сейчас задохнется.
— Я предупреждал, что тебе это не понравится или ты не поймешь, — сказал он. — Мотивы воинов очень просты, но тонкость, с которой они действуют, должна быть непревзойденной. Воин получает редчайшую возможность, истинный шанс быть безупречным вопреки его основным чувствам. Ты дал мне такой уникальный шанс. Действуя свободно и безупречно, я омолаживаюсь и обновляю свое изумление. То, что я получаю от наших с тобой отношений, действительно бесценно для меня. Это я у тебя в долгу.
Потом он проверил, хорошо ли закреплена у меня на спине сетка с тыквенными флягами, и мягко объяснил, что воин всегда проверяет, все ли в порядке. Не потому, что надеется выжить в предстоящем испытании, но потому, что это – неотъемлемая часть его безупречного поведения.
Ключом ко всем этим вопросам безупречности является чувство наличия или отсутствия времени. Правилом большого пальца здесь является то, что когда ты действуешь и чувствуешь как бессмертное существо, у которого есть все время на свете, ты не безупречен. В эти моменты ты должен повернуться, посмотреть вокруг, и тогда ты осознаешь, что твое чувство наличия времени — идиотизм. Нет выживших на этой земле.
– Воин не может быть ни беспомощным, ни испуганным, – сказал он, – ни при каких обстоятельствах. У воина есть время только для безупречности. Всё остальное истощает его силу. Безупречность восполняет её.
– Мы возвращаемся к моему старому вопросу, дон Хуан. Что такое «безупречность»?
– Да, мы вернулись к твоему старому вопросу, а значит – и к моему старому ответу. Безупречность – это делать лучшее, что можешь, во всём, во что ты вовлечён.
– Дон Хуан, я считаю, что всегда делаю лучшее, что могу. Но очевидно – это не так.
– Это не так сложно, как выглядит с твоих слов. Ключом к безупречности является чувство времени. Запомни: когда чувствуешь и действуешь как бессмертное существо – ты не безупречен. Оглянись вокруг. Твоё представление о том, что у тебя есть время, – идиотизм. Нет бессмертных на этой земле.
– Одна из первейших забот воина – высвободить эту энергию для того, чтобы использовать ее при встрече с неизвестным, – продолжал дон Хуан. – Безупречность как раз и является тем, посредством чего осуществляется такое перераспределение энергии.
Дон Хуан объяснил, что использование осознания как энергетического элемента окружающего нас мира, – это суть магии. С точки зрения практики траектория магии очерчивается так.
Первое: освобождение существующей в нас энергии посредством безупречного следования пути мага. Второе: использование этой энергии для развития энергетического тела с помощью сновидения. И третье: использование осознания как части окружающего мира для вхождения, как в энергетическом теле, так и со всей нашей физической составляющей, в другие миры.
…новые видящие верили в то, что точка сборки может быть сдвинута изнутри. Но на этом они не остановились. Они пришли к мнению, что безупречного воина вовсе не обязательно должен кто-либо вести. Только за счет экономии энергии он способен самостоятельно достичь всего, чего достигают видящие. Все, что ему требуется – это минимум везения. Просто он должен откуда-нибудь узнать о возможностях человека, открытых видящими.
Видящий, который вступает в неизвестное с тем, чтобы увидеть непознаваемое, должен находиться в состоянии абсолютной безупречности.
Дон Хуан подмигнул и сказал, что находиться в состоянии абсолютной безупречности – значит быть свободным от рациональных допущений и рациональных страхов.
…их проблема заключается не в понимании. Все шестеро очень хорошо все понимают. На самом деле трудность в чем-то ином, очень угрожающем, и ничто не может помочь им. Они индульгируют в попытке остаться неизменными. Так как они знают, что сколько бы они ни пытались, нуждались или хотели, но успеха в изменении не добьются, то вообще отказались от всяких попыток. Это так же неправильно, как и чувствовать себя обескураженным своими неудачами при попытке изменения. Нагваль говорил каждому из них, что воины – как мужчины, так и женщины – должны быть безупречными в своих усилиях измениться, чтобы вспугнуть свою человеческую форму и стряхнуть ее. Как сказал Нагваль, после многих лет безупречности наступит момент, когда форма не сможет больше выдержать и уйдет, как она покинула меня. Конечно, при этом она повреждает тело и может даже убить его, но безупречный воин всегда выживет.
…в мире воина все зависит от личной силы, а личная сила зависит от безупречности.
– Охотник просто охотится, – сказала она. – Сталкер же выслеживает все, включая самого себя.
– Как он делает это?
– Безупречный сталкер может все обратить в жертву. Нагуаль говорил мне, что мы можем выслеживать даже собственные слабости. … Но выслеживать свои слабости – еще недостаточно для того, чтобы освободиться от них, – сказала она. – Ты можешь выслеживать с этой минуты и до судного дня, и это совершенно ничего не изменит. Именно поэтому Нагуаль не хотел говорить мне, что делать. Тем, что действительно необходимо воину для того, чтобы быть безупречным сталкером является цель. … Нагуаль сказал мне нечто очень странное. Он сказал, что у меня было огромное количество личной силы и благодаря этому мне всегда удавалось получить еду от друзей, тогда как мои домашние оставались голодными. Каждый имеет достаточно личной силы для чего-то. В моем случае фокус состоял в том, чтобы оттолкнуть свою личную силу от еды и направить ее к цели воина.
– Что это за цель, Ла Горда? – спросил я полушутя.
– Войти в другой мир, – сказала она, улыбаясь, и сделала вид, что собирается ударить меня костяшками пальцев по макушке головы – так, как делал дон Хуан, когда считал, что я индульгирую.
– Что происходит с человеком, чья точка сборки утратила жесткость? – спросил я.
– Если он – не воин, то он думает, что теряет рассудок, – с улыбкой ответил он. – Тебе ведь тоже одно время казалось, что ты сходишь с ума. Если же этот человек – воин, он знает наверняка, что сошел с ума. И терпеливо ждет. Видишь ли, если человек здоров и находится в здравом уме, то это означает, что его точка сборки неподвижно фиксирована. Когда она сдвигается, наступает сумасшествие в самом буквальном смысле. Воин, чья точка сборки сдвинулась, имеет возможность выбрать один вариант из двух: либо он признает, что болен, и начинает вести себя, как сумасшедший, эмоционально реагируя на те странные миры, которые воспринимает в результате сдвига; либо он бесстрастно и отрешенно ждет, зная, что рано или поздно точка сборки обязательно вернется на место.
– А если не вернется? – поинтересовался я.
– Такой человек пропал, – ответил дон Хуан. – Он или неизлечимый душевнобольной, чья точка сборки никогда не сможет собрать обычный мир, или непревзойденный видящий, отправившийся в путь к неизвестному.
– А в чем между ними разница?
– В энергии! В безупречности! Безупречные воины никогда не становятся душевнобольными. Они пребывают в состоянии постоянной отрешенности. Я не раз говорил тебе: безупречный видящий может увидеть устрашающие миры, а в следующее мгновение – как ни в чем не бывало шутить и смеяться с друзьями и незнакомыми людьми.
Новые нагуали, которым был и дон Хуан, на самом деле не имеют учеников. Я жил долго убежденный, что я был учеником дона Хуана, и только в конце нашей совместной работы я понял, что он использует меня для “фокусирования” себя. Несмотря на всю мою глупость и идиотизм, потому что я придурок, сложный для себя и для других, дон Хуан никогда не терял терпения, таким образом совершенствуя свою безупречность.
Он описал специфическую проблему магов как раздвоенность. Во-первых, невозможно восстановить разрушенную однажды непрерывность. Во-вторых, невозможно использовать непрерывность, продиктованную новым положением их точки сборки. Эта новая непрерывность всегда слишком туманна, слишком зыбка и не придает магам той уверенности, которая позволила бы им действовать так, как если бы они были в мире повседневной жизни.
– И как маги решают эту проблему? – спросил я.
– Никто ничего не решает, – ответил он, – дух или решает это за нас, или нет. Если да, то маг обнаруживает себя действующим в магическом мире, сам не зная как. Вот почему я всегда настаивал, что безупречность – это единственное, что идет в счет. Маг живет безупречной жизнью – и это, кажется, привлекает решение. Почему? Никто не знает.
Дон Хуан минуту помолчал. И потом, как если бы я попросил его, вдруг прокомментировал мысль, которая как раз пришла мне в голову. Я в этот момент подумал, что безупречность всегда ассоциировалась у меня с религиозной моралью.
– Безупречность, как я уже говорил тебе много раз, это не мораль, – сказал он. – Она только напоминает мораль. Безупречность – это только наилучшее использование нашего уровня энергии. Естественно, это требует и бережливости, и благоразумия, и простоты, и моральной чистоты; но прежде всего это подразумевает отсутствие саморефлексии. И хотя это напоминает выдержку из монастырского устава, но это не так.
Маги говорят, что для того, чтобы управлять духом, – а под этим они подразумевают управление движением точки сборки, – необходима энергия. Единственная вещь, которая сберегает для нас энергию – это наша безупречность.
Цитаты о безупречности других учеников дона Хуана
Тайша Абеляр
Практикуйте безупречность, вы узнаете безупречность, когда у вас нет собственных интересов. Действуйте, не ожидая вознаграждений или возвратов. Действуйте безупречно, и точка сборки переместится в «место без жалости».
Интервью: Тайша Абеляр, Александр Блэир-Эварт
…когда вы увидите, от какого количества всякой всячины вы должны освободиться, вы с удовольствием позаботитесь о том, чтобы больше ничего к этому не добавлять. (Смех.) И вы не захотите добавлять ничего, чтобы стать значительнее в других областях, просто потому, что вы начнете избавляться от некоторых из этих старых вещей. И вот где приходит безупречность.
© Цитаты собраны Angelique Marie
