Неделание

После пересмотра своей жизни сталкерам легче использовать все неделания самого себя, такие, как стирание личной истории, потеря чувства собственной значительности, ломка привычек и т. п.

Дон Хуан говорил, что любая привычка является “деланием”, и что для функционирования деланию необходимы все его составные части. Если некоторые части отсутствуют, делание расстраивается. Под “деланием” он подразумевал любую связную и осмысленную последовательность действий. Другими словами, привычка нуждается во всех своих составных частях, чтобы быть живой деятельностью.

– Я уже знаю, что ты считаешь себя порочным, – произнес дон Хуан. – И это – твое делание. Теперь я предлагаю тебе подействовать на это делание другим деланием. С этого момента в течение восьми дней тебе следует себя обманывать. Вместо того, чтобы говорить себе, что ты отвратителен, порочен и бестолков, ты будешь убеждать себя в том, что ты – полная этому противоположность. Зная, что это – ложь и что ты абсолютно безнадежен.
– Но какой смысл в этом самообмане, дон Хуан?
– Он может зацепить тебя и привести к другому деланию. А потом ты осознаешь, что и то, и другое – ложь, иллюзия, что они нереальны, и вовлекаться в какое бы то ни было из них, превращая его в основу своего бытия, – нелепо, что это – пустая трата времени, и что единственной реальностью является существо, которое живет в тебе и удел которого – смерть. Достижение этого существа, отождествление себя с ним и его самосознание есть неделание самого себя.

Результатом неделания должна быть осознанность и неотягощенность шаблонами. Самое неприятное в неделании — это тема, когда вы оставляете шаблоны, чтобы они инерционно дошли до кондиции и рассыпались, вы не вмешиваетесь, а они продолжают инерционно функционировать и вы ощущаете сильный дискомфорт. Неделание — это отсутствие причин рутинного делания.

Неделание имеет смысл только относительно пути к абсолютной свободе.

Бег во тьме не обязательно должен быть действием гонимого страхом человека. Это может быть самая естественная реакция ликующего тела, которому ведомо искусство “неделания”. Снова и снова дон Хуан шептал мне в правое ухо:
– Не делать то, что ты хорошо умеешь делать, – ключ к силе. Ты знаешь, как делать то, что умеешь делать. И это нужно не делать.

Неделание – это действие тела.

Мир есть мир потому, что ты знаешь делание, которое делает его таковым. Если бы ты не знал делания, свойственного миру, он был бы другим. Без определенного “делания” в том, что нас окружает, не было бы ничего знакомого.

– Неделание – это очень просто, но для тебя это – очень сложно, – сказал он. – И дело тут не в понимании, а в практическом освоении и совершенствовании. Конечно, окончательным достижением человека знания является видение. Но оно приходит лишь после того, как посредством неделания остановлен мир.

— Это все правда, дон Хуан?
— Если я отвечу «да» или «нет», я совершу делание. Но поскольку ты учишься неделанию, я должен ответить, что не имеет никакого значения — правда это или нет. И в этом — преимущество воина по отношению к обычному человеку. Вопросы правды и лжи беспокоят обычного человека; ему важно знать, что правда, а что нет. Воину до этого ровным счетом нет никакого дела. Обычный человек по-разному действует в отношении того, что считает правдой, и того, что считает ложью. Ему говорят о чем-то: «Это правда». И он действует с верой в то, что делает. Ему говорят: «Это неправда». И он не пытается действовать или не верит в то, что делает. Воин, с другой стороны, действует в обоих случаях. Если ему говорят о чем-то, что это правда, то он действует для того, чтобы совершать делание. Если ему говорят, что это неправда, то он по-прежнему будет действовать, но уже для того, чтобы совершать неделание.

Задача эта оказалась поистине головоломной. Самый настоящий альпинизм, с той лишь разницей, что у нас не было никакого снаряжения. Дон Хуан все время повторял, чтобы я не смотрел вниз, а пару раз даже подтягивал меня вверх, когда я, не удержавшись, начинал сползать в пропасть. Меня ужасно угнетало то, что такой глубокий старик, как дон Хуан, должен мне помогать. Я сказал ему, что нахожусь в отвратительной форме, так как слишком ленив для того, чтобы каким-то образом тренироваться. Он ответил, что по достижении некоторого уровня личной силы надобность в физических упражнениях и обычной тренировке отпадает, поскольку единственное, что требуется для поддержания безупречной формы, — это вовлечь себя в неделание.

…сновидение — это неделание снов. По мере того, как ты будешь прогрессировать в неделании, ты будешь прогрессировать также в сновидении. Весь фокус состоит в том, чтобы не прекращать поиски рук во сне, даже если не веришь в то, что это имеет какой-либо смысл. В самом деле, я же тебе говорил: воину нет нужды верить, потому что когда он действует без веры, он практикует неделание.

– Днем дверями в неделание являются тени, — сказал дон Хуан. — Однако ночью, во тьме, мало что остается от делания. И все, включая союзников, становится тенями. 

– Это — твой мир, — произнес он, кивнув на людную улицу за окном. — Ты — человек этого мира. И там, в этом мире — твои охотничьи угодья. Невозможно уйти от делания своего мира. И воину остается только одно — превратить свой мир в свои охотничьи угодья. Воин — охотник, и как охотник он знает: мир создан для того, чтобы его использовали. И воин использует каждую частицу мира. Воин подобен пирату — он берет все, что хочет, и использует так, как считает нужным, и по этому поводу не испытывает никаких сомнений в своей правоте. Но, в отличие от пирата, воин не чувствует себя оскорбленным и не возражает, если кто-то или что-то берет и использует его самого.

Дон Хуан напомнил мне, что когда-то он познакомил меня с понятием остановки мира. Он сказал, что остановка мира является такой же необходимостью для мага, как для меня – чтение и письмо. Она заключается в том, что в ткань повседневного поведения привносится какой-то диссонирующий элемент с целью всколыхнуть обычно монотонное течение событий повседневной жизни – событий, разложенных нашим разумом по полочкам нашего сознания.
Диссонирующий элемент назывался “неделанием”, или противоположностью “деланию”. “Делание” – это все, что является частью целого, в котором мы отдаем себе отчет. “Неделание”, в свою очередь, есть элемент, не принадлежащий к этому строго очерченному целому.
– Маги, будучи сталкерами, в совершенстве понимают человеческое поведение, – сказал, он. – Они понимают, например, что человеческие существа являются плодом инвентаризационного списка. Знание того или иного списка делает человека учеником или мастером в своей области. Маги знают о том, что если инвентаризационный список среднего человека разрушается, такой человек или расширяет его, или же рушится его собственный мир саморефлексии. Обычный человек стремится включить в свой список новые темы, если они не противоречат основополагающему порядку этой описи. Однако если темы противоречат друг другу, разум человека рушится. Инвентаризационная опись – это разум. И маги принимают это во внимание, когда пытаются разбить зеркало саморефлексии.

– Я говорил тебе: секрет сильного тела не в том, что ты делаешь, а в том, чего не делаешь. И теперь пришло время не делать то, что ты привык делать. Так что до нашего ухода сили здесь и не-делай.
…
– Не-делать то, что ты хорошо умеешь делать, – ключ к силе. Ты знаешь, как делать то, что умеешь делать. И это нужно не-делать.
В случае созерцания дерева я знал, что смотреть нужно на листья, и, естественно, немедленно фокусировал на них взгляд. При этом тени и промежутки между листвой никогда меня не интересовали. Последнее, что сказал дон Хуан, была инструкция созерцать тени от листьев на одной ветке и постепенно перейти к такого рода созерцанию всего дерева, не давая глазам возвратиться в привычный для них режим созерцания листьев. Первый сознательный шаг в накоплении личной силы – позволить телу не-делать.

Дон Хуан посмотрел вокруг и ткнул пальцем в большой камень неподалеку от нас:
— Делание делает вон тот камень камнем.
Мы переглянулись, и он улыбнулся. Я ждал объяснений, но он молчал. В конце концов я вынужден был сказать, что не понял.
— Вот, это — делание! — воскликнул он.
— Извини, я…
— И это — делание.
— О чем ты, дон Хуан?
— Делание — это то, что делает тот камень камнем, а куст кустом. Делание делает тебя тобой, а меня мной. 
Я сказал, что его объяснение ничего не объясняет. Он засмеялся и почесал виски.
– Вот-вот… В этом – главная проблема с разговорами. Они всегда создают путаницу. Начиная говорить о делании, вечно приходишь к чему-то другому. Взять, к примеру, скалу. Смотреть на нее — это делание. Видеть ее — неделание.
Я вынужден был признаться, что его слова лишены для меня какого-либо смысла.
— Ничего подобного! — воскликнул дон Хуан. — В них присутствует глубокий смысл. Но ты убежден, что его в них нет, потому что это — твое делание. Это — твой способ поддерживать взаимоотношения со мной и с миром.
Он снова указал на скалу.
— Эта скала является скалой только лишь потому, что ты знаешь, как с ней обращаться и что с ней можно делать. Я называю это деланием. Человек знания, например, осознает, что скала является скалой только вследствие делания. Поэтому если он хочет, чтобы она перестала быть скалой, ему достаточно начать практиковать неделание. Понимаешь?
Я не понимал ничего. Он засмеялся и предпринял еще одну попытку:
— Мир есть мир потому, что ты знаешь делание, которое делает его таковым. Если бы ты не знал делания, свойственного миру, он был бы другим. 
Он с любопытством принялся меня разглядывать. Я прекратил писать. Мне хотелось послушать. Он продолжал объяснять, что без определенного “делания” в том, что нас окружает, не было бы ничего знакомого.
Он наклонился и поднял маленький камушек. Взяв его между большим и указательным пальцами левой руки, он поднес камушек к самым моим глазам.
— Смотри: вот камушек. Он является камушком вследствие делания, которое делает его камушком. 
– Что? – спросил я, совершенно сбитый с толку.
Дон Хуан улыбнулся, пытаясь скрыть ехидное удовлетворение.
– Не знаю, с чего это ты вдруг запутался, – сказал он. – Ведь ты предрасположен к разговорам и должен сейчас чувствовать себя на седьмом небе.
Он загадочно взглянул на меня и 3-4 раза повел бровями. Потом снова указал на камешек, который по-прежнему держал у меня перед носом.
— Я тебе говорю, что ты превращаешь это в камушек, зная делание, которое для этого необходимо. И теперь, чтобы остановить мир, ты должен прекратить это делание. 
Я по-прежнему ничего не понимал. Дон Хуан, казалось, в полной мере отдавал себе в этом отчет. Он улыбнулся и покачал головой. Потом взял хворостинку и провел ею по неровному краю камушка.
— В случае с этим маленьким камнем, — продолжал он, — первое, что делание с ним осуществляет, — это жесткая привязка к вот такому размеру. Поэтому воин, который стремится остановить мир, первым делом уничтожает этот аспект фиксации — он увеличивает маленький камень или что-либо другое в размере. Посредством не-делания. 
Дон Хуан встал и положил камешек на крупный валун, а потом предложил подойти и хорошенько его изучить. Он велел внимательно разглядывать отверстия, впадины и трещины на камешке, стараясь рассмотреть все до мельчайших подробностей. Он сказал, что если мне удастся выделить все детали, то отверстия, углубления и трещинки исчезнут, и я пойму, что такое “не-делание”.
…
– Деланием разделяют этот камешек и этот валун, продолжил он. Чтобы научиться не-деланию, тебе, скажем так, нужно слить их воедино.
Он указал на небольшое пятнышко тени, которую камешек отбрасывал на валун:
– Это не тень. Это – клей, их соединяющий.
Потом он повернулся и пошел прочь, сказав, что вернется попозже, чтобы взглянуть, как я тут себя чувствую.
Я долго и неотрывно вглядывался в камешек. Сосредоточиться на мельчайших деталях его поверхности мне так и не удалось, но крохотная тень, которую он отбрасывал на булыжник, стала явлением весьма интересным. Дон Хуан оказался прав. Она была подобна клею. Она двигалась. У меня возникло впечатление, что тень как бы выдавливается из-под камешка.

– Я позволил себе немного тебя подразнить. Но все равно отлично знаю – ты ничего не поймешь, пока не поговоришь. Для тебя разговоры – это делание. Но для понимания того, что есть неделание, такое делание, как разговор, не подходит. Сейчас я покажу тебе простое упражнение. Оно поможет тебе понять, что такое неделание. И, поскольку речь идет о неделании, не имеет никакого значения, попробуешь ты выполнить это упражнение сейчас или через десять лет.
Он заставил меня лечь на спину, взял мою правую руку и согнул в локте под прямым углом. Кисть ее он развернул ладонью вперед, а пальцы согнул к ладони, придав кисти такое положение, словно я держусь за ручку дверного замка. Потом он начал двигать мою руку круговым движением вперед-назад, как будто вращая рукоять колодезного колеса. Дон Хуан объяснил, что воин выполняет это движение каждый раз, когда хочет вытолкнуть что-либо из своего тела. Например, болезнь или непрошеное чувство. Идея упражнения состояла в том, чтобы тянуть и толкать воображаемую противодействующую силу до тех пор, пока не появится ощущение чего-то тяжелого и плотного, препятствующего свободному движению руки. «Неделание» здесь заключалось в повторении движения до возникновения ощущения рукой тяжелого тела, вопреки тому факту, что абсолютно невозможно поверить в то, что ты чувствуешь это.
Я начал двигать рукой, и очень скоро кисть сделалась холодной, как лед. Вокруг нее я почувствовал что-то мягкое, словно она двигалась в плотной вязкой жидкости.
Неожиданно дон Хуан схватил меня за руку и остановил движение. Все мое тело вздрогнуло, словно некая невидимая сила встряхнула его изнутри. Дон Хуан придирчиво осмотрел меня. Я сел. Он обошел вокруг меня, а потом опять уселся на свое место.
– Достаточно, – сказал он. – Будешь делать это упражнение потом, когда у тебя накопится побольше личной силы.
– Я что-то сделал не так?
– Все так. Просто неделание – для очень сильных воинов. У тебя еще недостаточно личной силы, чтобы браться за практику такого рода. Сейчас ты можешь только нагрести в себя рукой какую-нибудь жуткую пакость. Поэтому тренируйся очень-очень постепенно, понемногу. Кисть не должна остывать. Если она остается теплой, ты сможешь действительно ощутить ею линии мира. Он замолчал, как бы предоставляя мне возможность спросить о линиях мира. Но я не успел. Он начал рассказывать о существовании бесчисленного количества линий, которые связывают нас с вещами. Он сказал, что с помощью упражнения в «неделании», которому он только что меня обучил, любой человек может ощутить линию, исходящую из движущейся кисти. Эту линию можно забросить куда угодно или дотронуться ею до чего-либо. Дон Хуан сказал, что это – не более чем упражнение, потому что линии, формируемые рукой, недостаточно прочны и не имеют реальной ценности на практике.

Самое сложное на пути воина – осознать, что мир есть чувство. Когда человек не-делает, он чувствует мир. Он чувствует мир посредством линий мира.

Наблюдать валун с тем, чтобы узнать, что такое есть валун, – это делание. Наблюдать его тень – это не-делание. Тени подобны дверям. Дверям в не-делание. Человек знания, например, наблюдая за тенями людей, может сказать о самых сокровенных чувствах тех, за чьими тенями он наблюдает.

– Все, чему я тебя до сих пор учил, – это аспекты не-делания, – продолжал он. Воин применяет неделание ко всему в мире, но рассказать тебе об этом больше, чем рассказал сегодня, я не могу. Ты должен позволить своему телу самостоятельно открыть силу и ощущение не-делания.

В известном смысле все, что мы обычно делаем, – это маскировка. И все, что мы делаем, как я тебе уже говорил, относится к области делания. Человек знания может зацепиться за делание любого человека и явить тому разного рода мистику. Но на самом деле – это вовсе не мистика. Вернее, мистика, но лишь для того, кто увяз в делании. Те четверо, как и ты, пока еще не осознали, что такое не–делание, поэтому одурачить вас – проще простого.

– Скажем так: когда человек рождается, он приносит с собой в мир маленькое кольцо силы. Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться. Поэтому каждый из нас с самого рождения уже сидит на крючке делания, наши кольца силы сцеплены с кольцами всех окружающих. Другими словами, наши кольца силы нанизаны на крючок делания мира. Тем самым и создается мир.
– Приведи пример, может быть, тогда я пойму, – попросил я.
– Например, кольца силы – твое и мое – в данный конкретный момент зацеплены за делание этой комнаты. Мы ее создаем. Наши кольца силы в данный момент вызывают к жизни вот эту самую комнату, в которой мы находимся.
– Постой, постой, – перебил я. – Эта комната существует сама по себе. Я не создаю ее, у меня нет с ней ничего общего.
Мое возражение, достаточно основательное с моей точки зрения, не произвело на дона Хуана никакого впечатления. Он очень спокойно повторил, что эта комната вызвана к жизни и существует для каждого человека лишь благодаря силе, заключенной в его кольце.
– Видишь ли, – продолжал он, – каждый из нас владеет деланием комнаты, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах. А человек знания развивает другое кольцо силы – второе. Я назвал бы его кольцом не-делания, потому что не-делание есть тот крючок, на который оно нанизано. И это кольцо позволяет нам вызвать к жизни другой мир.
…
– Нас всех учат вступать в некое общее соглашение относительно всего, что связано с деланием, – мягко произнес он. Ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несет в себе это соглашение. Но, к счастью, не-делание настолько же иллюзорно, и несет в себе не меньшую силу.